Цикличность как проклятие
Цикличность как проклятие в “Весна, лето, осень, зима… и снова весна” (Ким Кидук, 2003)
Автор: Сенина Анастасия, исследователь постколониальной культуры, экс-редактор BURO
«Весна, лето, осень, зима… и снова весна» - тягучий и невероятно красивый фильм от культового корейского режиссёра Ким Ки Дука. Если вы смотрели «Игру в кальмара», то узнаете О Ён Су, он играет монаха-учителя, который воспитывает мальчика в плавучем храме посреди озера. В роли повзрослевшего ученика снялся сам Ким Ки Дук.
Для одних это фильм о вечности, для других - о человеческой жестокости и обречённости, для третьих - история о коллективной травме. Раскрыть все эти смыслы можно посмотрев картину глазами трёх разных людей: визуала, буддиста и жителя Кореи.
Просмотр первый - следите за кадром
За фильм мы видим историю жизни человека, но к концу складывается ощущение, что посмотрели всю человеческую историю вкратце. В полтора часа Ким Ки Дук уместил жестокость, дружбу, любовь, насилие, прощение, благодарность, зависть, горе, отвержение и принятие.
В фильме почти нет диалогов, но это не мешает нам понимать происходящее и сочуствовать каждой сцене. Как будто слова здесь лишние - настолько универсальным видится сюжет. С другой стороны, эмоции героев показаны через мимику и язык жестов. Крупные планы дают возможность прочувствовать искренний смех ребёнка, гнев убийцы и спокойствие учителя.



Попасть в храм можно только на лодке, войдя через ворота на берегу озера. Ворота стоят сами по себе, без забора, так что любой их может обойти, но не делает этого. Та же ситуация в храме: единственная комната поделена на три пространства: в центре алтарь и две комнаты для сна справа и слева от него. Границы комнат невидимы, но уважаемы всеми, кто попадает внутрь. Это негласное правило монастыря, правило микросообщества, живущего посреди озера, а правила должны соблюдаться, чтобы в мире была гармония. Режиссёр будто намекает, что важны не те границы, которые мы видим, а те, что у нас внутри.
Надо иметь не колючую проволоку и неприступные стены, а дисциплинированный ум и силу воли, чтобы какие-то границы никогда не переходить. Однако молодой монах однажды пренебрегает правилами храма, когда влюбляется в девушку, потом ещё раз не замечает невидимых стен, тайно занимается любовью, раздираемый эмоциями сбегает из храма вслед за любимой, наконец, совершает убийство.


В фильме много статичных кадров: зрителю показывают храм с разных ракурсов, вокруг спокойный лес и вода. Когда осенью храм на платформе начинает двигаться и лодка сама приплывает к учителю, приходит осознание, что главные герои в этом фильме не мальчик и его учитель, а жизнь, которая противостоит времени и движению, то есть переменам.



Время циклично и время как будто заполняет всё. Единственный маркер времени, который появляется в фильме — это одежда. Она даёт подсказку, что действие происходит в начале 2000-х. Цвет одежды показывает душевное состояние героев: серые костюмы — для монахов, чёрный — для убийцы, белое платье — для выздоравливающей девушки. Одежда монаха-учителя проживает всю историю вместе с ним: к осени на рубахе видны заплаты, сделанные в технике боро, когда на дыру нашивается новый кусок ткани, таким образом одежда становится франкенштейном из лоскутков. Вещи потрёпанные и ветхие, но они также верно служат хозяину, как хозяин плавучему храму. Как и в природе, после старого начинается новый цикл.

Просмотр второй - читайте знаки Будды
Если бы пасхалки фильма закончились здесь, то он не был бы таким притягательным мистическим. Поэтому придётся зайти на второй круг и посмотреть фильм ещё раз, теперь глазами буддиста.
История напоминает буддистскую притчу — в ней минимум героев, животные-символы (собака, петух, кошка, змея), магические числа и открытый финал. Учитель дает четыре урока: весной — о том, что каждое действие имеет последствия, летом — о том, что страсть ведёт к преступлению, осенью — урок о смирении и прощении, зимой — о принятии своего пути, самодисциплине.
Когда ученик возвращается в монастырь зимой и ищет следы своего учителя, он находит шариру, кристаллообразные останки, которые бывают на месте кремации буддистских святых. Ученик высекает ледяного будду и закладывает в него ткань с шарирой, призывая умершего учителя быть свидетелем. Затем новый хранитель монастыря берёт металлического будду и относит его на гору — теперь он стал ещё одним немым свидетелем смены циклов.

Как и в буддизме, в фильме нет имён. Обычно монахи отказываются от индивидуальности в пользу единения с миром, но в фильме мы не знаем вообще ни одного имени: ни девушки, ни её матери, ни детективов. Имена не важны, не важны даже идентичности: когда монах достаёт утонувшую женщину, вместо её лица зрителям показывают голову будды, потому что каждый — это Будда и Будда есть в каждом.

Единственное имя в фильме появляется только у буддистского текста, который учитель заставляет написать своего ученика. «Праджняпарамита хридая сутра», или «Сердечная сутра» — основной текст буддизма махаяны, описывающий главные принципы буддистской философии.
«Форма — не что иное как пустота, Пустота — не что иное как форма, Форма есть только пустота, Пустота есть только форма. Ощущения, мысли и принимаемые решения, Само сознание, Также таковы». |
रूपान्न पृथक् शून्यता, शून्यताया न पृथग् रूपम्। rūpān na pṛthak śūnyatā śunyatāyā na pṛthag rūpaṃ; यद्रूपं सा शून्यता, या शून्यता तद्रूपम् । yad rūpaṃ sā śūnyatā; ya śūnyatā tad rūpaṃ. एवमेव वेदना-संज्ञा-संस्कार-विज्ञानं ॥ evameva vedanā saṃjñā saṃskāra vijñānaṃ. |
Природа принимает себя, в фильме она божественная, спокойная, непоколебимая, уравновешенная и мудрая. При этом люди склонны обвинять её в немилости и катаклизмах, ставить эксперименты над живыми существами. Только на буддистском круге удаётся прочувствовать, что главный источник жестокости, по мнению режиссёра, не природа, а человек, который ещё не познал главную мудрость.
«Нет ни неведения, ни его прекращения, Ни всего, что оно порождает, Нет ни старости, ни смерти, Ни их прекращения». |
न विधा न अविधा-क्षयो na-avidyā na-avidyā-kṣayo. यावन्न जरा मरणं न जरा मरण-क्षयो yāvan na jarā-maraṇam na jarā-maraṇa-kṣayo. |
Просмотр третий - почувствуйте дух Кореи
Ким Кидук родился и вырос в Корее, и родная культура безусловно внесла дополнительные смыслы в этот фильм. На третьем круге нужно смотреть кино с точки зрения местного контекста.
Национальным достоянием в Корее считают не только уникальную природу и культуру, но и времена года. Корейцы уверены, что только у них на всей планете есть полноценные весна, зима, лето и осень, то есть сезоны, когда изменения погоды и природы особенно различимы и красивы. Разумеется, такая волшебная история, как «Весна, зима, лето, очень… и снова весна», могла произойти только в Корее. Для съемок Ким Кидук выбрал пруд Чусан. Это искусственный водоём, созданный в 18 веке, который находится в заповеднике Чувансан. Никакого монастыря там не было и нет, в парке строительство вообще запрещено, так что съемочной команде потребовалось полгода, чтобы уговорить власти установить декорации.
В финальных титрах фильма звучит песня «Чонсон Ариран», эту мелодию знает каждый кореец. У «Арирана» есть много версий с разными словами и аранжировками, потому что это народная песня. Она рассказывает историю любви и о том, как девушка ждёт своего любимого, ушедшего в горы.
«Ариран, Ариран, перевал Ариран… Решил ты милый через него уйти» |
아리랑, 아리랑, 아라리요... 아리랑 고개로 넘어간다. |
Версия «Чонсон Ариран» считается оригинальным и самым древним текстом. Когда её исполняет один человек, то он делает это грустно и протяжно, создавая печальное настроение.
«Пойдёт ли дождь или снег или начнётся сильный ливень? Низкий туман висит у подножия горы Бибонсан» |
눈이 올라나 비가 올라나 억수장마 질라나 만수산 검은 구름이 막 모여든다 |
Для современных корейцев «Ариран» — это народный гимн движения за независимость. Когда территория Кореи была под японской оккупацией, захватчики запретили исполнять официальный гимн страны, и «Ариран» стал всекорейской объединяющей песней, символом сопротивления.
Состояние героев в песне «Ариран» корейцы описали бы одним словом - «хан» (한), которое означает вселенскую тоску и бессилие из-за невозможности изменить ситуацию. О «хан» говорят в контексте состояния одного человека или в широком смысле - о чувствах народа. Антропологи считают, что историческая травма связана с периодом японского правления в 1910-45 гг., а также с адаптацией конфуцианской этики в Корее, по которой необходимо безукоризненно почитать вышестоящих (правителей, начальников, высшие силы или родственников) и невозможно высказать своё недовольство.
Писательница Пак Кённи отмечала, что смыслы корейского «хан» дополнены ощущением надежды на лучшее: «Печалью пронизаны наши попытки принять те противоречия, с которыми сталкиваются все живые существа; но наше желание преодолеть эти противоречия исполнено надежды».
Этим и завершается фильм. Ещё из названия понятно, что выйти из цикла невозможно, но после зимы точно снова наступит весна, и, кажется, что всё изменится.