Александр Широков об анализе контроверз

Александр Широков — социолог, MA in Sociology, Ph.D student, Школа коммуникации и информации Ратгерского университета (США)

Важно заметить, что есть несколько традиций понимания контроверз и способов их исследования. Та, о которой мы будем говорить сегодня, связана с исследованиями науки и технологий, Science and Technology Studies или, как их часто сокращают, STS. Другое важное замечание в отношении контроверз — лучше это слово не переводить. Если вы заглянете в словарь, то найдете такие переводы, как «разногласия», «спор», «дискуссия», «полемика» — все эти слова так или иначе охватывают некоторую специфику контроверз, но все же не полностью. К сожалению, в России пока не сложилось какого-то чёткого терминологического аппарата STS, чётких, устоявшихся переводов, и если мы откроем работы Бруно Латура, Джона Ло и некоторых других авторов, то мы можем обнаружить перевод контроверзы как спора, дискуссии или чего-то в этом роде. И это проблема, потому что в таком переводе это слово теряется.

Чтобы понять, как контроверзы стали предметом научного интереса, необходимо посмотреть на историю возникновения STS, которая, на мой взгляд, неразрывно связана с контроверзами. Есть как минимум два способа очерчивания границ STS как дисциплины: широкий, который выстроен по тематическому принципу — все, кто исследует науку и технологии, согласно этому подходу, занимаются STS. Есть узкий способ, который связан не столько с темой, сколько с некоторыми концепциями ряда авторов — я буду пользоваться именно этим, узким определением. Согласно ему, толчком к развитию STS была так называемая социология научного знания, в частности, её программа, представленная в работах Дэвида Блура.

Специфика её состоит в следующем: до этой программы большинство авторов полагали, что научное знание обладает определенным эпистемологическим статусом, и оно не может быть социально или вообще как-либо объяснено — научное знание просто есть. Блур где-то в середине 70-х формулирует собственную программу, которая переступает границу между научным и ненаучным знанием, и предполагает, что научное знание — это своего рода форма культуры, которую также можно каузально объяснить. Проблема в том, что, когда мы пытаемся это сделать, мы сталкиваемся с такой базовой для научного знания оппозицией, как истина и ложь. Исследователи до Блура указывали, что, например, можно объяснить какие-то ложные знания, какие-то ошибки, но истинные знания нельзя объяснить.

Чтобы справиться с этой фундаментальной для науки оппозицией, уже в так называемой Бадской школе Коллинз предложил приём или метод контроверз. 

Мы должны вернуться в прошлое, в момент, когда граница между истиной и ложью по какому-то вопросу еще не установилась, когда учёные ещё не знают, что истинно, а что ложно, но отстаивают определенную точку зрения; когда, собственно, группа учёных спорит по этому вопросу — это и есть контроверзы, ситуации неопределенности, и исход дела самим акторам непонятен.

Параллельно с Коллинзом, такой же или схожий ход делают Бруно Латур и Стив Вулгар в своей работе «Лабораторная жизнь», вышедшей в 1979 году. Они говорят, что наука работает примерно следующим образом: до того, как у нас есть некоторый научный факт, есть равная вероятность произнесения любого высказывания, любое высказывание является возможным. Скажем, кто-то говорит, что тиротропин — это гормон, а другие говорят, тиротропин — это не гормон. До того, как написаны статьи, проведены эксперименты, эти высказывания одинаково бессмысленны в силу того, что они одинаково не обоснованы. Но в работе учёных эти разные версии, так скажем, реальности нагружаются определенными аргументами, ресурсами вроде статей, экспериментов, выступлений на конференциях и тому подобного. Со временем возникает асимметрия, и нам уже довольно сложно произнести какое-то альтернативное высказывание. Был достигнут консенсус, ученые пришли к тому, что это гормон, допустим, и чтобы указать противоположное, нужно приложить громадные усилия.

Мы можем тут подвести промежуточный итог и зафиксировать два важных признака контроверзы.

1. Контроверза — это то, что происходит, когда имеют место разные позиции, различные определения некоторого предмета. То есть контроверза есть некоторое дело, кейс, вокруг которого собираются разные группы акторов.

2. У акторов есть принципиальная возможность повлиять на этот предмет, как-то его изменить.

В силу двух этих особенностей для контроверз характерен высокий уровень неопределенности. Мы не знаем, кто прав, а кто ошибется. В дальнейшем эти ситуации неопределенности, когда сама реальность некоторого объекта оказывается под вопросом, стали стратегической точкой исследования STS. Хотя сам метод был создан для реконструкции базовой для науки оппозиции между истиной и ложью, в дальнейшем, благодаря Латуру и акторно-сетевой теории, этот же прием был перенесён на все другие различения и оппозиции, вроде природа-культура, человеческое-нечеловеческое, микро-макро и т.п. 

Эти авторы не говорят, что нет истины и лжи, в определенный момент мы можем легко их различить. Идея заключается в том, чтобы вернуться в прошлое или найти в настоящем ситуации дестабилизации, где граница между правдой и ложью оказывается проблематична.

Если копать глубже, можно обнаружить, что этот метод рисует крайне неординарную и оригинальную картину того, как вообще устроено общество. Например, согласно этой идее, группы не существуют стабильно. Они формируются в результате контроверз. Это противоречит классическим теориям в социологии, рассматривающим общество как некоторый большой агрегат, существующий всегда и везде. Идея контроверзы предполагает, что группы собираются вокруг чего-то. Что-то произошло, какая-то публичная проблема возникла, и вокруг неё начинают собираться группы, как-то коллективно действовать. Группы могут стабилизироваться после контроверзы, и в каком-то смысле вся наша социальная жизнь, все особенности групп и прочее — это результат предыдущих контроверз. Актор в этой интерпретации — это тот, кто вовлечён в контроверзу, занимает определённую позицию и по этой позиции различим.

Разумеется, все эти ситуации, бурного обсуждения сегодня мы наблюдаем в интернете. Интернет вообще способствует появлению контроверз, но в определенном смысле. Этот момент пока недостаточно отрефлексирован в литературе. Сама идея контроверзы подразумевает наличие довольно специфического публичного пространства. В чём эта специфичность выражается? Во-первых, контроверза подразумевает некоторый относительно равный доступ к полю дискуссии. Акторы могут высказаться, могут как-то обозначить свою позицию и сделать её видимой для других. В случае науки, например, ваш текст могут опубликовать в журнале, если в этом журнале идёт дискуссия. Во-вторых, может показаться очевидным но в действительности так бывает далеко не всегда — акторы должны быть готовы высказывать какую-то позицию, делиться своим мнением, делать его не частным делом, но публичным. Если мы посмотрим на исследования публичного пространства в России — в этих работах говорится, что для России это не совсем характерно. Если мы зададимся целью найти классическую контроверзу в России — тут могут возникнуть проблемы. Хотя они не фатальны, конечно. Интернет способствует возникновению контроверз, но, разумеется, это не волшебное место свободы слова, каким его иногда представляют.

И ещё один важный момент в отношении интернета и контроверз, который носит скорее теоретический характер: где-то в конце 90-х-начале нулевых произошел теоретический сдвиг, который получил название пост-акторно-сетевая теория. Этот термин проблематичен, но в прагматических целях мы можем его тут использовать. В чем заключался этот сдвиг? До этого в исследованиях контроверз предполагалось, что мы имеем контроверзы, ситуации с несколькими позициями, несколькими версиями реальности, которые в определенный момент схлопываются в одну. То есть, мы переходим от нестабильности, множественности к стабильности и определенности. И в этом исследовании процессов перехода от одного состояния к другому и заключался весь метод исследования контроверз. А одна из важных идей пост-АНТ (post-Actor-Network Theory) состоит в том, что некоторый предмет, объект, некоторая сущность может существовать во множестве версий одновременно, и это нормально.

Самый известный выразитель этой позиции — это Аннмари Молл с её работой «Множественное тело», которая, к счастью, недавно была переведена на русский язык. Само название этой работы предполагает, что тело это не что-то одно, но оно существует одновременно во множестве версий. В отношении контроверз это значит следующее: закрытие контроверз, стабилизация не обязательно наступит. Именно это мы наблюдаем в интернете. Очень трудно представить себе ситуацию, когда в интернете все пришли к консенсусу. Для интернета характерны незакрывающиеся контроверзы, которые разворачиваются по любому поводу.

При этом не любая полемика — это контроверза, потому что контроверза предполагает некоторые прагматические последствия. Если мы просто пришли в интернет, поспорили и пошли делать свои домашние дела, это не контроверза, потому что таких последствий нет.

Я могу предложить схему, которую придумал сам. Не думаю, что она идеальна, но она может помочь в работе с этим приемом, методологией, методом.

Во-первых, нужно найти какой-то кейс. Событие, которое проблематизировало какое-то положение дел, проблематизировало некоторое различение. Например, постоянно обсуждается различие между наукой и публицистикой или наукой и, скажем, популяризаторством науки. Мы видим, что границы в этой ситуации далеко не однозначны — и вот у нас есть кейс.

Во-вторых, необходимо идентифицировать акторов и позиции акторов, тот мир, который они строят. Как они определяют этот кейс? Как они определяют других акторов? Какие различения они используют? Истина-ложь, правда-неправда, честный-нечестный и прочее, и прочее.

И третий важный момент: мы должны следить за динамикой. Контроверзы — это не срез общественного мнения, это очень важно понимать. Контроверзы — это исследование какого-то процесса. Конечно, тут не обязательно должно быть закрытие, стабилизация и прочее, но может произойти смена каких-то позиций, возникновение новых акторов, уход старых и так далее.

Интернет даёт очень серьезный ресурс для изучения динамики, потому что многие посты, комментарии и сайты не удаляются. Тут можно много чего нарыть. Это требует проведения большой работы с данными, ну и вообще вовлечения в каждый кейс, понимание его разных аспектов.

Есть, конечно, несколько попыток формализовать этот метод, создать некоторый инструмент. Например, довольно известный метод — это проект картографирования контроверз, который курировал сам Латур в Medialab (это такая лаборатория-студия, где помимо разработки софта ведется несколько проектов, в том числе под руководством Латура). Там было разработано несколько программ для анализа контроверз с разной спецификой. Два других важных в этом контексте автора — это Ричард Роджерс и Нортье Марес, которые очень много сделали для анализа контроверз, особенно в интернете. Марес известный автор ещё и в цифровой социологии, она написала несколько книг об этом, и под её руководством было разработано несколько программ для анализа контроверз. 

Мы можем изучать контроверзы, только если дебаты каким-то образом зафиксированы. Проблема с исследованием контроверз в России во многих случаях связана с тем, что контроверзы предполагают, как я уже сказал, некоторую публичность, материал должен быть доступен, опубликован.

Контроверзы по моему опыту, который связан с анализом текстов исследователей, предполагают анализ документов как основной метод изучения — то есть, во многом контроверза (в Бадской школе) это исторический метод исследования. Другой яркий пример исследования контроверз — это Social Construction of Technology или SCOT — это тоже довольно известный подход к историческим исследованиям технологий.

Мы продолжаем жить в оппозициях и дихотомиях, они играют важную роль в нашей жизни. Мы постоянно разделяем хорошее и плохое, большое и малое, доброе и злое, красивое и некрасивое и так далее. 

Исследования контроверз показывают, что большим и малым не рождаются — большим и малым становятся, истинным и ложным не рождаются — истинным и ложным становятся. 

Эти дихотомии, которые, так или иначе играют роль в нашей повседневной и академической жизни, долгое время оставались исходной точкой, но не предметом эмпирических исследований. Исследования контроверз могли бы прояснить их происхождение, описать функционирование и продемонстрировать, к каким прагматическим последствиям приводит их существование в нашей жизни .

НИКОЛАЙ РУДЕНКО ОБ АНАЛИЗЕ КОНТРОВЕРЗ

Сегодня уже создано технологическое решение для исследования контроверз, на уровне программного обеспечения. Есть центр в Амстердаме, который возглавляет Ричард Роджерс, он называется DMI – Digital Methods Initiative. Роджерс уже придумал ряд программ, с помощью которых можно исследовать контроверзы. Помимо этого схожие программы есть и в Medialab Латура, их можно просто открыто скачать.

Я расскажу о методе на примере метода картографирования контроверз Нортье Марес, ученицы Латура, которая сейчас работает в университете Уорвик в Великобритании.

Суть метода изучения контроверз в том, что мы с помощью анализа гиперссылок можем обнаруживать сеть веб-сайтов, которые сконцентрированы вокруг определённых ключевых слов.

Скажем, если мы работаем с climate change, мы ищем эти ключевые слова и видим, что они употребляются на разных сайтах: Гринписа, международных комиссий, государственных органов (департаментах здравоохранения, в Министерстве природных ресурсов и экологии Российской Федерации и так далее). Мы находим ссылки, которые они дают друг на друга. Мы формируем эту сеть с помощью, например, программы Issue Crawler. Существуют технологические решения, чтобы взвешивать позиции или влияния разных веб-сайтов. Предполагается, что каждый веб-сайт — это некоторый актор, которые выражает своё видение ситуации. Дальше мы взвешиваем этих акторов. Это делается с помощью алгоритмов вроде page rank, как делает Google, показывая те страницы, на которые больше ссылаются другие сайты, или с помощью других алгоритмов. Так мы определяем влияние, которое оказывает тот или иной актор. И дальше с помощью других технологических средств мы можем посмотреть, насколько тот или иной объект проявлен в ключевых словах, представленных на сайте. Например, ключевое слово может быть использовано на разный веб-сайтах, но при этом на одном оно может быть использовано один раз, а на другом — 500.

Существует программа, которую разработала Нортье Маррес — называется Lippmannian device, в честь американского политического теоретика Уолтера Липпмана. Эта программа пробегает по сайту и ищет нужные ключевые слова, а затем показывает, сколько раз ключевое слово использовалось на этом сайте, предполагая, что чем чаще, тем больше этот сайт (и актор, который стоит за веб-сайтом) вовлечён в некоторую проблематику. И вот мы получаем сеть разных акторов, собранных вокруг одной определённой проблемы, и смотрим на то, какие из них, во-первых, вовлечены больше всего, а во-вторых, более влиятельны. Это одна из техник.