2020. «Аннетт» Леона Каракса

2020. «Аннетт» Леона Каракса
Цвета: бирюзовый, белый, черный, желтый

Автор: Анна Сотникова

Леос Каракс известен своим поэтическим стилем и мучительными изображениями любви. Его первой крупной работой была «Парень встречает девушку», а среди других его известных работ — «Любовники с Нового моста», Корпорация «Святые моторы» и, собственно, «Аннет». Семейную драму на грани фарса и трагедии, разыгранную почти что на двоих Адамом Драйвером и Марион Котийяр, Каракс снял в альянсе с удивительной и грандиозной группой Sparks. 

Первое, что мы видим на экране, — предупреждение для зрителей: «Задержите дыхание». Затем — красный визуальный шум от светофоров. Шум постепенно рассеется, перед нами появится улица. Затем — затылок французского режиссера Леоса Каракса в звукозаписывающей студии, одетого в помятую серую рубашку. Музыканты настраиваются, бэк-вокалистки распеваются, Каракс обращается на французском к своей дочери Насте в элегантном черном платье, чтобы она подошла к нему посмотреть через стекло на музыкантов группы Sparks. «So, may we start?» — спрашивает режиссер.

«One, two, three, four!» — считает фронтмент группы Расселл Маэл. И вместе с братом Роном, музыкантами и бэк-вокалистками, одетыми во все виды шелковых бирюзовых комбинаций, разражается вступительным гимном с припевом «So may we start», напоминающим одновременно прологи опер Мусоргского и все песни Sparks с альбома Hello Young Lovers. Группа и вокалистки встают из-за инструментов и выходят в коридор, где встречают Адама Драйвера и Марион Котийяр, — будущих звезд этого крайне странного фильма. Процессия выходит на улицу, где встречает и других будущих героев, по пути в сопровождении вступительных титров разъясняя в песне, что ждет зрителей в ближайшие 2 часа 20 минут, — в стиле Invocations and Instructions to the Audience из мюзикла Frogs Стивена Сондхайма. 

В конце этого интро актеры Адам Драйвер и Марион Котийяр переоденутся в бирюзовую кожаную куртку и горчично-желтое кимоно — цвета, которые будут преследовать их на протяжении всего фильма, — и, превратившись в звездного стендап-комика Генри и оперную певицу Энн, разъедутся в разные стороны. Генри выступает со спешелом «Обезьяна Бога» в махровом бирюзовом халате поверх боксерских трусов, буквально разминаясь как боксер перед зеркалом перед каждым выступлением. Его задача — убить, уничтожить, обезвредить аудиторию своим неоднозначным юмором. В пространстве фильма он что-то вроде знаменитого обсценного комика Ленни Брюса (или нашего современника Бо Бернема). Энн же перед выступлением медитирует на полу в шелковой горчичной комбинации и черном кимоно, с тканевой косметической маской на лице. В ее неземных оперных выступлениях она тоже предстает в «домашней» одежде — белоснежной шелковой комбинации. Под этим, очевидно, подразумевается, что сцена для героев — место, где их чувства и души максимально оголены.


Энн и Генри не могли бы быть более разными. Энн бесконечно «умирает» в опере, а Генри же бесконечно про это шутит. Он может снять штаны перед аудиторией, уходя со сцены, ее же заваливают цветами. «Я убил их», — говорит Генри про зрителей после выступления. «Я спасла их», — отвечает Энн. Он любит бананы («Обезьяна Бога»), она — яблоки (отсылка тут понятна). Газеты называют их пару Beauty and the Bastard, и этот контраст, разумеется, прослеживается и в их одежде. Генри ходит преимущественно в черной футболке, черных джинсах и черной мотоциклетной куртке, в то время как почти все наряды Энн были разработаны домом Chanel в коллаборации с прославленным дизайнером костюмов Паскалин Шаванн. Собственно, Марион Котийяр — официальное лицо бренда, и большая часть ее гардероба, а также макияж и аксессуары в фильме авторства Chanel. 

«Было не очень просто представить себе эту коллаборацию, особенно когда речь идет о таком авторе, как Леос Каракс, — говорит Шаванн, — но Леос быстро понял, что наша цель — не просто создать тотал-лук Chanel для продвижения бренда, а главным образом найти формы и цвета, которые будут хорошо работать вместе и наилучшим образом передавать атмосферу фильма. Мы сфокусировались на оперных выступлениях Энн в фильме, потому что это казалось правильным: знаменитых оперных певцов и певиц всегда одевают большие модные дома. Для каждого выступления Энн мы создали ансамбли, в которых она как будто бы перерождалась заново по задумке режиссера, — в частности, мы использовали много украшений: браслеты, броши и серьги, которые подчеркивали ее блистательность на сцене и вписывались в элегантную вселенную Леоса Каракса. Для одной сцены, в которой Марион представала на серии фотографий, мы искали свадебное платье и после долгих поисков нашли идеальное в архиве Chanel». 

Вся совместная жизнь Генри и Энн показана через контрасты в одежде, полные символизма, — в нарядах Энн преобладает желтый и горчичный (именно в желтом дождевике, отсылающем зрителей к бананам и «Обезьяне Бога», она предстает в захватывающей дух сцене морского шторма на яхте), в нарядах Генри — черный и бирюзовый (рифмующиеся с водой и морем, которым предстоит сыграть самые драматичные роли в этом фильме).

Пара женится, у них рождается ребенок Аннетт (мощное и дискомфортное режиссерские решение), и их брак начинает разваливаться. Его карьера катится в тартарары, в то время как ее, напротив, идет в гору — и их отношения буквально начинают гореть адским пламенем. Генри все больше пьет, Энн все меньше что-то понимает. Чтобы починить свои отношения, они отправляются в плавание на яхте, откуда вернутся не все. 

С этого момента резко меняются как визуальный стиль картины, так и стиль героев — никаких больше шикарных выступлений в опере и эпатажных стендап-спешелов. Генри быстро обнаруживает в дочери волшебную способность петь оперным ангельским голосом, переодевается в дорогой костюм и начинает изо всех сил монетизировать дар ребенка при участии известного дирижера (самого невыразительного с точки зрения человека в этом фильме), у которого, как выясняется, был краткосрочный роман с Энн до ее брака с Генри. 

Выступления малышки Аннетт предваряет бирюзовый занавес. Сама же она одета в такие же роскошные и очень взрослые белые шелковые платья-комбинации Chanel, как и ее мама (тут есть даже калейдоскоп ее образов, которые с каждым разом становятся все шикарнее). В финальном выступлении малышки Аннетт на своего рода оперном Супербоуле она наконец-то предстанет не в белом шикарном, а в фирменном мамином горчично-желтом платье очень простого кроя — и наконец-то откажется петь. 

Вся индивидуальность Генри же упаковывается в дорогой костюм и рубашки преимущественно синей и голубой цветовой гаммы (то есть той, которая остается от бирюзового цвета, если убрать из него долю желтого). В одном из музыкальных номеров он задается вопросом, что же в нем видят девушки, и сам же находит ответ: «Я пьян и дорого одет». 



Этот синий достигнет своего апогея в виде ярко-кобальтовой тюремной робы, когда Генри арестуют за убийство жены и ее бывшего любовника. В финальной сцене роба уже будет кирпично-красной, а бирюзовой — стена тюремной камеры. Аннетт, наконец-то превратившаяся в настоящую девочку (это преображение свидетельствует о том, что наконец-то в папиных глазах она перестала быть вещью, предметом, неказистой копией его погибшей жены) предстанет перед ним в сочетании синей папиной рубашки и бордового кардигана. В цвет маминого платья из сцены, где она понимает, что их отношения горят пожаром, как калифорнийские леса. Аннетт запретит Генри себя любить, сказав, что надо было думать раньше, а теперь уже поздно. И уйдет, оставив папу в компании мертвой деревянной куклы, которую он ошибочно принимал за свою дочь. Зрительный зал наконец-то сможет выдохнуть.